УДК  141.33                                         

 

И.Б. УСТЮЖИН             (преподаватель, Харьковский национальный университет

имени В.Н. Каразина)

 

«ПОГОВОРИМ О СТРАННОСТЯХ ЛЮБВИ»:

ПЛАТОН И ТЕУРГИЯ ВЛ. СОЛОВЬЕВА

В статье рассматривается влияние диалогов Платона «Пир», «Федр» и «Тимей» на софиологию и теургию Владимира Соловьева. C помощью биографического метода раскрывается «внутренняя связь» эллинского философа с русским, родство функции эроса в концепции Платона с всеединством и теургией Соловьева. Проведена параллель между ролью «великого демона» Эрота в антропологии Платона и ролью св. Софии в Соловьевской концепции обόжения человека.

Ключевые слова: Эрос, теургия, софиология, биографический метод, обόжение.

 

Ігор Устюжин. «Поговорим о странностях любви»: Платон та теургія Вл. Cоловйова. У статті розглядається вплив діалогів Платона «Бенкет», «Федр» та «Тімей» на софіологію та теургію Владіміра Соловйова. За допомогою біографічного методу з’ясовується «внутрішній зв’язок» еллінського філософа з російським, спорідненість функції еросу у концепції Платона з всеєдністю та теургією Соловйова. Проведено паралель між значенням «великого даймона» Ерота в антропології Платона та місцем св. Софії в Соловйовській концепції обожнення людини.

Ключові слова: Ерос, теургія, соціологія, біографічний метод, обожнення.

 

Igor Ustyuzhyn. “Let’s Talk about Weirdness of Love”: Plato and Theurgy of Vladimir Solov’ev. The article researches the influence of Plato’s Symposium, Phaedrus and Timeus on Vladimir Solov’ev’s sophiology and theurgy. The biographical method is used to show the ‘inner connection’ between the Greek and the Russian philosophers, the role of ‘the great daimon’ Eros in Plato’s anthropology is compared to that of Sophia in Solov’ev’s theurgical doctrine of theosis. 

Key words: Eros, theurgy, sophiology, biographical method, theosis. 

 

Введение

Вновь сердце открылось

Любви и природе!

Подсолнечник желтый

Цветет в огороде.

Вл. Соловьев. Метемпсихоза [16, с.242].

 

Несмотря на то, что «за свою недолгую жизнь Владимир Соловьев [он же – «Князь Гелиотропов» – У.И. [16, с.199], [20, c.330] пережил несколько кризисов мировоззрения» [22, с.5], Платон, похоже, никогда надолго не выходил из круга чтения великого русского философа. Близость Платона (ок. 430 – ок. 347 г. до н. э. [25, с.360–361] ) Вл. Соловьеву (1853–1900) неоднократно отмечалась биографами и современниками последнего. Так, К. Мочульский утверждал, что Соловьев чувствовал свого любимого философа «как свое второе я» [8, с.203], а в предисловии к «Творениям Платона» в переводах Вл. С. Соловьева, М. С. Соловьева и кн. С. Н. Трубецкого (1903) кн. Трубецкой сделал такое сопоставление:

«Изумительное сочетание философского творчества с величайшим художеством слова, мистического умозрения с самой свободной, смелой и сокрушительной диалектикой, всесторонний философский интерес, глубокое философско-эстетическое воззрение на природу, вера в то, что идеальный мир есть не только действительный, но и долженствующий быть, и стремление осуществить этот мир на земле, в человеческом обществе – все эти черты, отличающие Платона, непосредственно совмещаются и в В. Соловьеве. Оба мыслителя идеалисты в самом глубоком корне своего духовного существа, идеалисты по духу и, можно сказать, по темпераменту, – никто глубже Соловьева не понимал значения Платонова «эроса» [цит по: 21, с.653].

 О Платоновом Эросе «Опьяненный / И влюбленный / В розу соловьев» ( «Из Гафиза» [19, с.53] ) счел необходимым детально высказаться на открытии Философского общества в Петербурге, а затем и опубликовать свою лекцию («Жизненная драма Платона») за два с половиной года до «успения» [1, с.447]. В последнее трехлетие своей земной жизни, – как показалось «зрячему» А. Блоку [1, с.447], – «он [Соловьев] <…> определенно знал про себя положенные ему сроки» [1, с.447], а потому упомянутая выше статья должна быть признана для Соловьева итоговой и заслуживает особого внимания для выяснения особенностей теургии «отца Владимира» [8, с.166].

 

1.                              Постановка проблемы: эпистемологический кризис

 

Мы, познающие, не знаем сами себя.

Ф. Ницше. Генеалогия морали [10, c.5].

 

Сам я могу плохо положить стрелу на тетиву, но Ангел поправит мой лук и направит мой выстрел.

Г. Майринк. Ангел западного окна [7, с.229].

 

В «Жизненной драме Платона» (1898) есть очень странный пассаж. Прогнозируемо отказавшись обсуждать (и тем более осуждать) засвидетельствованную Диогеном Лаэртским активную бисексуальность молодого Аристокла, Вл. Соловьев пишет:

«Дошедшие до нас с именем Платона несколько эротических стихотворений, если бы только они были подлинны, указывали бы на действительные отношения будущего философа к определенным лицам того или иного пола. Это и само по себе вероятно как с психологической, так и с исторической точки зрения. Но интересны не эти безотчетные проявления инстинкта, а эротический кризис, сознательно [здесь и далее, за исключением особо оговоренного, курсив мой. – У.И.] пережитый Платоном в середине его жизни и увековеченный в «Федре» и «Пиршестве». О внешних биографических обстоятельствах этого происшествия я говорить не буду по многим причинам и главным образом потому, что мы совершенно ничего об этом не знаем. Но если история молчит о личных подробностях этого романа, с кем и каким образом он произошел, то два названные диалога достаточно свидетельствуют как о самом факте, так и о том, что вынес из него Платон» [21, с.191].

В свете теории познания возникает естественный вопрос: если отсутствие исторических сведений о любовном увлечении «дошедшего до середины» Платона лишь одна из причин отказа о нем писать, откуда Соловьеву известно об этом «интересном романе»?

Талмудиста подобный вопрос не поставит в тупик: он знает, что методов познания – несколько (в том числе, кстати, и секс), ведь и Израиль пообещал Моше сначала исполнить, а потом послушать Тору (Исх. 24:7), что не передают тайну кровосмешения троим, тайну творения мира – двоим, а тайну Колесницы – одному, разве только этот один знает и может пояснить ( ср. [25, с.152] ).

Но как можно знать, не получив знания от другого человека или из книг?

 

2. Человек Божественный: «вышел с миром»

Я был велик. Толпа земная

Кишела где-то там в пыли,

Один я наверху Синая

Был с Богом неба и земли.

Вл. Соловьев. Я был велик [цит. по: 22, с.287].[1]

 

Учили мудрецы: четверо вошли в Пардес. <…> Бен Азай заглянул – и умер. <…> Бен Зома заглянул – и повредился [умом]. <…> Ахер – стал рубить саженцы. <…> Рабби Акива взошел с миром и низошел с миром. <…> Но и рабби Акиву хотели ангелы служения столкнуть вниз. Сказал им Святой, благословен Он: оставьте в покое этого старца, он заслуживает того, чтобы пользоваться моей Славой.

Вавилонский Талмуд, Хагига 14 б, 15 б.

 

Каббалисты уверены: от низших существ – камня, растения и животного – двуногое без перьев отличает умение задавать вопросы [30, c.115]. И на вопрос: «Как можно знать, не получив знания от другого человека или из книг?» «А ангелы зачем?» – ответит мистик [2] и напомнит о свидетельстве С. Трубецкого: «никто глубже Соловьева не понимал значения Платонова «эроса как силы, которая <…> снимает <…> грань между мирами» [цит по: 21, с.653] и о функции даймонов («великого даймона» – Δαίμων μέγας – Эрота в том числе)   

 

«быть истолкователями и посредниками между людьми и богами, передавая богам молитвы и жертвы людей, а людям – наказы богов и вознаграждения за жертвы. Пребывая посредине, они заполняют промежуток между теми и другими, так что Вселенная связана внутренней связью. Благодаря им возможны всякие прорицания, жреческое искусство и вообще все, что относится к жертвоприношениям, таинствам, заклинаниям, пророчеству и чародейству. Не соприкасаясь с людьми, боги общаются и беседуют с ними только через посредство гениев [в оригинале – «даймонов» – У.И.] – и наяву и во сне. И кто сведущ в подобных делах, тот человек божественный, а сведущий во всем прочем, будь то какое-либо искусство или ремесло, просто ремесленник» («Пир», 203а, пер. С. Апта).

 

Соловьев несомненно разделял сформулированное еще Филоном Александрийским и развитое Климентом в «Строматах» утверждение: библейская мудрость и греческая философия имеют один божественный источник – Логос [21, с.167]. А раз так, то Платон, иудейская и христианская мысль дополняют и объясняют друг друга (что, собственно, и постулировали уважаемые нашим автором гностики «египетского типа» [25, с.3] ). Отсюда – вопрос: не вышеприведенное ли определение «человека божественного» (δαιμόνιος ανήρ) в «Пире» [32, c.178] натолкнуло Соловьева на очередное смелое сопоставление в гл. 16 и 17 «Жизненной драмы Платона»? [3]

Согласно Макарию Египетскому, Афанасию Александрийскому и Григорию Богослову, входивших в круг чтения русского философа, высшей целью человека является даже не монашество, т. е. уподобление чинам ангельским [4] –‘αγγέλωσις, а обόжение – θέώσις. Но состояния обόжения или, как еще говорит Соловьев, «сверхчеловечности» без помощи свыше достичь так же невозможно, как и поднять себя за волосы. И здесь на помощь приходит связующая идеальное бытие с «реальным» «мировая душа» («Тимей»), или Эрот («Пир») – если направить Его не на до-Потопный (постижения «глубин сатанинских» (ср. Откр. 2:24 и кн. Еноха), животный, человеческий или даже ангельский, а на самый высший путь. «Человек может стать божественным», – утверждает Соловьев [21, с.204], – лишь «овладев бесконечною силой Эрота для настоящего дела перерождения [курсив автора] своей и чужой природы» [21, с.205], т. е. для теургии – «настоящего дела», онтологически преобразующего телесность низшую в высшую.

В этом «великом делании» важнейшую роль призвана сыграть «женская сторона Божества» [25, с.154–155], она же – «лучезарная» София Соловьева,  в которой русский философ увидел лучшие качества крылатого и окрыляющего Платонова Эрота:

«Χόχμα, Σοφια, Божественная Премудрость не душа, но ангел-хранитель мира, покрывающий своими крылами все создания, дабы мало-помалу вознести их к истинному бытию, как птица собирает птенцов своих под крылья свои. Она – субстанция Святого Духа, носившегося над водною тьмою нарождающегося мира» («Россия и Вселенская Церковь» [цит. по: 27, с.129] ).

Для Платона и его последователей «человек божественный» «сведущ во всем, что относится к жертвоприношениям, таинствам, заклинаниям, пророчеству и чародейству». Действительно, что для платоника, каббалиста и гностика слепая вера – без знания? «Слепая вера несообразна достоинству человека» [21, с.166]. Но и знания («знание – сила, а не совесть», как любил повторять О. Миронов), Соловьеву недостаточно. К вышеперечисленному Диотимой арсеналу «рыцарь-монах» счел необходимым добавить «подвиг духовно-физический», о котором поведал лишь вскользь.

Пусть для гениального, но все-таки язычника Плотина идеал и предел – лишь стремящийся быть богом (Эннеады, 1, 2, 6),[5] стыдящийся, что имеет тело-гроб ( σωμα – σημα ) визионер и аскет, «с пустыми руками» вырвавшийся из царства материи «в лоно Божества» [25, с.395]. В гностицизме ( в какой-то степени исключение составляет лишь Валентин, для Соловьева – «один из гениальнейших мыслителей всех времен» [25, с.3] ) – то же:

«мир не спасается; спасается, т. е. возвращается в область божественного, абсолютного Бытия, только духовный [женский – У.И.] элемент, присущий некоторым людям (пневматикам), изначала и по природе принадлежащим к высшей сфере. Он возвращается туда из мирового смешения цел и невредим, но без всякой добычи. Ничто из низшего в мире не возвышается, ничто темное не просветляется, плотское и душевное не одухотворяется» [25, с.91]. 

 Христианину-«сверхчеловеку» Соловьеву этого мало. Царство материи или «не-сущего» (Плотин) ему надо посредством «подвига» (вероятно, трехчастного, см. «Три подвига») превратить в «сущее».

К сожалению, намеков на этот «подвиг», как и на «адский» и теургический – «истинно перерождающий и обожествляющий» телесность – пути Эроса (ср. одноименную лекцию М. Волошина) нам недостаточно, чтобы восстановить и обосновать схему обόжения по Соловьеву. Несомненно лишь то, что об этом «рыцарь» с «нечеловеческим силуэтом» «имел действительные видения» [1, с.447,451], и важную роль в них играл «искусный чародей, колдун и софист» Эрот, названный в «Тимее» «мировой душой». В какой мере действовали и девствовали видения Соловьева «мы совершенно ничего не знаем», а потому, поставив в пункте 2 точку, попытаемся предложить более рациональный (что, впрочем, отнюдь не означает «более вероятный») ответ на поставленный в начале статьи вопрос.

 

3. Жизненная драма Соловьева: «эротический кризис»

 

Страстью, может быть, преступною,

А вдобавок и напрасною, – 

Филистимлянку прекрасную,

Ох, люблю я недоступную!

Вл. Соловьев. От имени В.С. Соловьева (Лохматого) [16, с.86].

 

Был сравнен в журнале «Страннике»

С Оригеном я самим.

Уж не снять ли мне подштанники

Перед зеркалом большим?

Вл. Соловьев. Уж три года с половиною [цит. по: 31, с.80 ].

 

Соловьев знал о «сознательно» пережитом Платоном «эротическом кризисе» [21, с.191], увековеченном в «Федре» и «Пире» (Соловьев, как и большинство авторитетных ученых, относит эти два диалога «к средней [курсив автора] эпохе Платоновой жизни» [21, c.191], т. е. приблизительно к сорока годам ), так как в районе сорока лет сознательно пережил эротический кризис сам.

П. Гайденко права: «история жизни Вл. Соловьева представляет для русской мысли и культуры не меньший интерес, чем его творения» [4, с.402], поэтому значение статьей и книг первых биографов «русского Оригена» в деле понимания  учения последнего невозможно переоценить. Но даже без свидетельства, например, К. Мочульского об «эротической буре, неистовой и непреодолимой» [8, с.175] в жизни философа (тринадцатый раздел его биографии – за годы 1891-1894 – Мочульский так и озаглавил: «Эротика»), чувственная страсть нашего героя к «прекрасной филистимлянке» [16, с.86] [6] легко диагностируется по его стихотворениям 1890-х. В том, что кризис был пережит сознательно (т. е. философ прекрасно понимал, что происходит и чем он рискует – см. «Эпитафия») сомнений тоже нет.[7] 

Как известно, Соловьеву вообще было свойственно говорить о серьезнейших вещах как бы в шутку, облекая их в нарочито небрежную форму [8, с.63], [24, с.73,77]. Даже записанное лишь в конце 1898 г. свидетельство о «трех свиданиях» (еще одно доказательство правоты Блока: Соловьев торопился) проникнуто самоиронией и сопровождается авторским примечанием: «осенний вечер и глухой лес внушили мне воспроизвести в шутливых стихах самое значительное, что до сих пор случилось со мной в жизни» [16, c.178]. Поэтому «шут-точные» ( особенно. Без внутреннего побуждения он вообще стихов не сочинял [19, с.3] ) стихотворения Соловьева, возможно, расскажут нам о философе больше, чем его трактаты.

Действительно, если Σοφια, ангел-хранитель мира, женский компонент Божества (Руах а-Кодеш?), Она же – «художница», с которой (буквально – Пр. 8:30) «наслаждался» «Святой, благословен он», и Вторая сефира, Χοχμα, – как же Ей под пером Своего рыцаря не хохмить? Значительная часть крайне несерьезной по манере изложения «Белой Лилии, или Сна в ночь на Покрова» [8] (как показал Г. Чулков), вероятно, написана Соловьевым «в мечтанье» – «тонком сне», медиумическом трансе – состоянии, «серьезнее» которого для мистика нет. Однако же, и «Лилию» он называет «мистерией-шуткой». Quod licet jokulatori, non licet ministro.

Остается добавить, что Соловьев «всегда как бы прислушивался к голосам «иного мира» ( Г. Чулков [27, с.123] ), «был очень сильный медиум, хотя невольный» ( Е. Трубецкой [24, с.74] ), но вернемся с небес на землю. В качестве более «земного» примера, иллюстрирующего наш тезис, приведем отрывки из стихотворения «Вчера, идя ко сну…» (1890-е годы):

 

Вчера, идя ко сну, я вдруг взглянул в зерцало, –

Взглянул и оробел:

И в длинной бороде седых волос немало,

И ус отчасти бел. 

<…> «Когда в твоей браде, – я слушаю тревожно, –

Блеснуло серебро,

Душевный мир сберечь уж невозможно:

Ты беса жди в ребро!» [курсив автора]

<…> Не бес один, не пять в моем ребре несчастном,

А легион чертей…

Ужель и мне искать в сем кризисе ужасном

Спасительных свиней?

<…> Что дальше слышал я, что увидал в мечтанье,

Во сне что испытал, –

Рассказывать тебе не стану в назиданье:

Ты сущность угадал [16, с.272–274].

 

Авторские отточия в этом стихотворении, вероятно, скрывают эротические мотивы, несомненно, присутствующие в стихотворениях того же периода «По случаю падения из саней вдвоем» (26.01.1892) и «Мы сошлись с тобой недаром» (15.09.1892).

Первое, как ни странно, [9] в какой-то степени оправдывает «большого писателя с органическим пороком» [23] [10] В. Розанова, первым отметившего «прослойки содомии у Влад. Соловьева» [14, с.109–112]. Действительно, еще в 1874 г. Соловьев перевел гомоэротическое стихотворение Широкого, посвященное изучавшему астрономию мальчику Астеру ( см. [5, с.158] ). Любопытно сравнить его с оригинальным стихотворением самого Соловьева:

 

Платон

Вл. Соловьев. По случаю падения из саней вдвоем (1892).

На звезды глядишь ты, звезда моя светлая!

О, быть бы мне небом, в широких объятиях

Держать бы тебя и очей мириадами

Тобой любоваться в безмолвном сиянии.

(Пер. Вл. Соловьева,1874) [19, с.73].[11]

(ср.: Бросил меня полюбивший Ксантиппу.

Что же, Ксантиппа, кивни! Вянешь и ты ведь, как я.

Пер. Л. Блуменау [5, с.159] ).

 

Смеялося солнце над нами,

И ты, мое солнце, смеялась.

Теперь, разделивши паденье,

Любовь разделить нам осталось.

 

От грязи тебя уберег я,

Простершись меж ней и тобою:

Так, верь мне, от всяческой злобы

Тебя я, мой ангел, покрою [16, с.87].

 

И там, и там – «что вверху, то и внизу» (звезды, а звезда по имени Солнце в герметизме – всегда мужчина), и там, и там автор обнимает или жаждет обнять любимого. Случайность? Аллюзия к суфийской литературе, где педерастия зачастую – метафорическое выражение духовных отношений человека и Бога? Или опять автоматическое – медиумическое – письмо?

Второе из вышеупомянутых стихотворений, посланное, как утверждают З. Минц и А. Носов, на «Покрова» / именины «Сафо» (Софья Мартынова) [17, с.402], еще интереснее, т. к. заставляет вспомнить Башенные (или «бес/з-башенные»?) эксперименты Вяч. Иванова и его «Диотимы» ( [3, с.30], ср. [14, с.110] ): [12]

«Истинный символизм не отрывается от земли; он хочет сочетать корни и звезды и вырастает звездным цветком из близких, родимых корней», – словно бы прокомментировал третью строфу Вяч. Иванов [6, с.196]. Что же касается самого Соловьева, то вышеприведенное стихотворение подтверждает не только близкое знакомство философа с каббалистическим деревом сефирот, «лики» которого как бы укоренены в земном царстве Малкут (даже рисунок стихотворения – треугольный!), [13] но, по нашему мнению, свидетельствует о необходимости сексуального опыта (каким бы он ни был) в концепции обόжения «позднего» Соловьева.

 

 

Вл. Соловьев.

Мы сошлись с тобой недаром

Aртур Эдвард Уэйт. Адам Кадмон

и каббалистическое дерево сефирот [33]

 

 

 

 

 

Мы сошлись с тобой недаром,

И недаром, как пожаром,

Дышит страсть моя:

Эти пламенные муки –

Только верные поруки

Силы бытия.

 

В бездну мрака огневую

Льет струю свою живую

Вечная любовь.

Из пылающей темницы

Для тебя перо Жар-птицы

Я добуду вновь.

 

Свет из тьмы. Над черной глыбой

Вознестися не могли бы

Лики роз твоих,

Если б в сумрачное лоно

Не впивался погруженный

Темный корень их.

 

 


 

Выводы

 

Соловьев верил, что преображение через любовь –

не поэтическая греза, а реальное жизненное дело.

К. Мочульский. Вл. Соловьев [8, с.177].

 

Но вечно-женский элемент

Тут не останется без роли:

Когда лазоревый пигмент

Избавит душу от мозоли,

Лилеи белой благодать

Везде прольет свою тинктуру,

И род людской, забыв страдать,

Обнимет сразу всю натуру.

Вл. Соловьев. Белая Лилия, или Сон в ночь на Покрова, д.2, я.7 [16, c.399].

 

«Страусиная политика, попытки «не заметить» <…> никак не могут служить интересам истины» [28, с. 104], а истина как неотъемлемая часть Прекрасного никак не может запятнать гения. Титаны духа во все времена призывали рисовать себя «со всеми бородавками» (Кромвель), и уж, конечно, «Лохматый» Соловьев не нуждается в том, чтобы его доктринально «причесывал» под «здравое учение» очередной неофит [22].

Да, в «Жизненной драме Платона» Соловьев сравнил Афродиту «Площадную» (М. Волошин) [14] с навозом, жить в котором могут лишь черви – не люди, но, с другой стороны, признал, что самые красивые цветы и самые вкусные плоды растут из унавоженной земли. А потому «люди могут и должны своею духовною работою извлекать из этой темной гнили прекрасные цветы и бессмертные плоды жизни» [21, с.193]. «Эротический ил» ( ср. греч. ύλη – материя, буквально – «сырье для постройки» [13, с.295] ), «сумрачное лоно», «темная мать-земля» – по всей видимости, необходимый компонент для «духовного перерождения» [21, с.194], или теургического «обόжения»: «без земли нет и неба для человека» [18, с.326]. [15]

                                                                                                                                                       Суть второго компонента обόжения по Соловьеву – «более сродного свету [или звуку? Ср. «Три подвига» Соловьева и «Сатурн» Волошина – У.И.] отеческого начала» [21, с.193], превращающего в Дульсинею Альдонсу ( или даже как в нашем случае – мартышку в Софию [16, c.236] ), – тема отдельного исследования, требующего тщательного анализа рецепций гностико-герметической символики в (жизне) творчестве Соловьева.

Сейчас же, закрывая тему Эроса, остается напомнить, что и в 1898 г. Соловьев пугал чертей Вечной Женственностью, а не Вечной Девственностью [16] и как минимум дважды цитировал загадочный, вероятно, превратно понятый Вяч. Ивановым [17] герметический текст ( «Великие благодетели человечества – Прометей, Деметра и Дионис, но «трижды величайшим» называется и есть отец наш Гермес Трисмегист» [21, с.167] ) :

VIS EJUS INTEGRA SI VERSA FUERINT IN

TERRAM[18]

P.S.

 

[Актуальность]  В фундаментальной ( до  фундаментализма [19] ) статье десятилетней давности С. Хоружий констатировал, что зрелый Соловьев так и остается недоученным и недопонятым: и на вековых поминках по нему нам «похвастаться нечем», ведь ни живой традиции, ни впечатляющих достижений в попытке воссоздать цельный образ мыслителя до сих пор нет [26].

[Cтепень разработанности проблемы] После того увидела свет замечательная книга П. Гайденко [4], но и в ней недостаточно внимания уделено теургическому Эросу в мировоззрении Соловьева последнего десятилетия.

[Цель] Смеем надеяться, что данная статья отчасти заполнит оставленную П. Гайденко лакуну и послужит поставленной С. Хоружим благородной цели – «постичь таинственный поздний опыт» и «собрать цельный образ» Рыцаря св. Софии. Как нам представляется, сделать это невозможно, не принимая во внимание – по Писанию – «отвергнутый строителями» фактор теургии. Еще одно тому доказательство – последние слова наиболее влиятельного философа Империи: «трудна работа Господня» [17, с.389].

 

Литература    

 

1.Блок, А. Рыцарь-монах [Текст] / А.Блок // Блок А. Собрание Сочинений. В 8 томах. Т. 5. – М. – Л. : Худ. Лит., 1962. – С. 446–455.

2.Вейсманъ, А.Д. Греческо - русскій словарь. Изданіе пятое. С.-Петербургъ : Изданіе автора, 1899. – 1370 с. (репринт 1991 г.).

3.Вислова, А.В. На грани игры и жизни (игра и театральность в художественной жизни России «Серебряного века») [Текст] / А. Вислова // Вопросы философии. – 1997. – № 12. – С. 28–38.

4.Гайденко, П. Вл. Cоловьев и философия Серебряного века [Текст] / П. Гайденко. – М. : Прогресс-Традиция, 2001. – 472 с.

5.Диоген Лаэртский. О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов [Текст] / Диоген Лаэртский; [пер. с древнегреч.]. – М. : Мысль, 1979. – 620 с.

6.Иванов, Вяч. Мысли о символизме [Текст] / Вяч. Иванов // Родное и Вселенское. – М. : Республика, 1994. – С. 191–198.

7.Майринк, Г. Ангел Западного окна [Текст] / Г. Майринк; [пер. с нем.]. – Киев : Ника, 1999. – 416 с.

8.Мочульский, К. Владимир Соловьев. Жизнь и учение [Текст] / К. Мочульский // Мочульский К. Гоголь. Соловьев. Достоевский. – М. : Республика, 1995. – С. 63–216.

9.Нефедьев, Г. К истории одного «посвящения»: Вячеслав Иванов и розенкрейцерство [Электронный ресурс]. Режим доступа: http: //losevaf.narod.ru/Nefediev.htm.

10.Ницше, Ф. Генеалогия морали [Текст] / Ф. Ницше; [пер. с нем.] // Собрание Сочинений. В 2 кн. Кн. 2. М. – Л. : Сирин, 1990. – С. 5–147.

11.Патай, Р. Иудейская богиня [Текст] / Р. Патай. – Екатеринбург : У-Фактория, 2005. – 368 с.

12.Платон. Пир. Федр [Текст] / Платон;  [пер. с древнегреч. С. Жебелева]. Полное собрание творений в 15 томах. Т. 5. Труды Петербургского философского общ-ва. – Петербург : Academia, 1922. – 176 с.

13.Реале, Д., и  Антисери, Д. Западная философия от истоков до наших дней. I. Античность [Текст] / Д. Реале, Д. Антисери; [пер. с итал.]. – СПб. : Петрополис, 1994. – 336 с.

14.Розановъ, В. Люди луннаго света. Метафизика христіанства [Текст] / В. Розанов. – С.-Петербургъ, 1911. – 199 с.

15.Розанов, В. Оптина пустынь [Текст] / В. Розанов // Розанов В. Религия. Философия. Культура. – М. : Республика, 1992. – С. 263–280.

16.Соловьев, В. Избранное [Текст] / Вл. Соловьев. – СПб. : Диамант, 1998. – 448 с.

17.Соловьев, В. «Неподвижно лишь солнце любви»: Стихотворения. Проза. Письма. Воспоминания современников [Текст] / Вл. Соловьев. – М. : Московский рабочий, 1990. – 445 с.

18.Соловьев, В. Оправдание Добра [Текст] / Вл. Соловьев // Соловьев В. Сочинения в 2 т. Т. I . – М. : Мысль, 1988. – С.47–548.

19.Соловьев, В. Стихотворенiя Владимiра Соловьева [Текст] / Вл. Соловьев. – М. : Университет. типографiя, 1891. – 76 с. (репринт) // Соловьев В. Стихотворения. Эстетика. Литературная критика. – М. : Книга, 1990.

20.Соловьев, В. Стихотворения и шуточные пьесы. Вступ. ст., составление и примечания З. Г. Минц [Текст] / Вл. Соловьев. – Л. : Сов. писатель, 1974. – 350 с.

21.Соловьев, В. Философия искусства и литературная критика [Текст] / Вл. Соловьев. – М. : Искусство, 1991. – 701 с.

22.Соловьев, С. М. Вл. Соловьев. Жизнь и творческая эволюция [Текст] / С.М. Соловьев. – М. : Республика, 1997. – 431 с.

23.Струве, П.Б. В.В. Розанов, большой писатель с органическим пороком [Текст] / П.Б. Струве // Вопросы Философии. – 1992. – № 12. – С. 79–85.

24.Трубецкой, Е. Личность В.С. Соловьева [Текст] / Евг. Трубецкой // Наше Наследие. – 1988. – № 2. – С. 70–77.

25.Философский словарь Владимира Соловьева [Текст] / Вл. Соловьев. – Ростов н/Д. : Феникс, 1997. – 464 с.

26.Хоружий, С. Наследие Владимира Соловьева сто лет спустя [Электронный ресурс]. Режим доступа: http: //synergia-isa.ru/?page_id=4301H

27.Чулков, Г. Автоматические записи Вл. Соловьева [Текст] / Г. Чулков. – Вопросы Философии. – 1992. – №8. – С.121–132.

28.Шинан, А.  Мир аггадической литературы [Текст] / А. Шинан. – Б. м. : Библиотека алия, 1990. – 217 с.

29.Шолем, Г. Основные течения в еврейской мистике [Текст] / Г. Шолем. – Б. м. :  Библиотека алия, 1989. – Кн. 1, 2.

30.Lancaster, B. The Essence of Kabbalah [Теxt] / Brian Lancaster. – Np. : Eagle, 2006.

31.Matich, O. Erotic Utopia [Теxt] / Оlga Matich. – Np. : The University of Wisconsin Press, 2005.

32.Plato. Symposium [Теxt] // The Loeb Classical Library: Plato in twelve volumes. Vol. III: Lysis. Symposium. Gorgias. Саmbridge, MA : Harvard University Press, 1965.

33.Waite, A. E. The Holy Kabbalah [Electronic recourse] / Arthur Edward Waite. http://www.gnosis.org/jskabbfn.htm (русский перевод: Уэйт, А. Каббала [пер. c англ. А.И. Жигалова]. – М. : Центрполиграф, 2010. – 703 с.)

 

© Устюжин И.Б., 2010-12-01

 

 

 

 

 



[1] С.М. Соловьев признает это стихотворение «дяди Володи» автобиографическим  [22, с.287].

[2] Вспоминается небезынтересное для культуролога наблюдение: «Американский форум. Задаёшь вопрос, потом тебе отвечают. Израильский форум. Задаёшь вопрос, потом тебе задают вопрос. Русский форум. Задаёшь вопрос, потом тебе долго рассказывают, какой ты «чудак».

[3] С. Жебелев переводит δαιμόνιος ανήρ «муж «демонический» [12, c.50]. Тем не менее, мы настаиваем на варианте «божественный»: современный Соловьеву «Греческо - русский словарь» А. Вейсмана переводит δαιμόνιος как «божественный, сверхъестественный, чудесный» [ 2 ].

[4] ср. «по воле Создателя мы должны восполнить число падших ангелов на небе» [15, с.273], 1 Кор. 6:3 и Евр. 1:14.       

[5] ή  σπουδη  ούκ  εξω  άμαρτίας ειναι , άλλα αθεον ειναι ( цит. по: [13, с.217] ).

[6] Налицо параллель между «лохматыми» Самсоном и Соловьевым.

[7] Даже если подражание Лермонтову «Мне жарко оттого, что я тебя люблю! Хоть знаю, что вконец себя я погублю» («Признание Д/даме» [16, с.199], также вошедшее в «Белую Лилию») Князь Гелиотропов адресовал Афродите Небесной, в пользу нашего тезиса свидетельствуют и акростихи цикла «Матрена», и «Вы были для меня, прелестное созданье, / Что для скульптόра мрамора кусок» [16, с.236].

[8] В, вероятно, лучшем – из «пробившихся сквозь удушающую советскую ложь» (С. Хоружий) – комментарии к  стихотворному наследию Вл. Соловьева, З. Минц отметила, что сны, приснившиеся на праздник Покрова (1 октября), считаются вещими [20, с.330]. Кстати, свои именины С.М. Мартынова праздновала 30 сентября [20, с.301] – безусловно, значимое для Соловьева совпадение. Об отношении Соловьева к своим снам см. [24].

[9] См., например, «Дворянский бунт. Современно-гражданская пьеса с учеными примечаниями и спиритическими явлениями» или «Гимн» [16, с.216]. В свете насмешек Соловьева над «содомитами» и факта его собственной болезни 1896 г. [24, с.72] неизбежно вспоминаются два оккультных наблюдения: «над чем посмеешься, тому и поклонишься» и «кто чем согрешает, тот туда и получает».

[10] Заглавие посвященной В. Розанову статьи П.Б. Струве, вывод из которой – «Розанов – один из первых русских писателей, и его бесстыдство есть горе нашей литературы» [23, c.84].

[11]  О важности этого стихотворения говорит и тот факт, что Соловьев использовал его и в «мистерии-шутке» «Белая Лилия, или Сон в ночь на Покрова» [16, с.372].

[12] О «Гафисском кабачке» на Башне – «очень интимном, художественном и эротическом» (Л. Зиновьева-Аннибал) см., в частности [3c.30].

[13] Для Словаря Брокгауза и Эфрона Вл. Соловьев написал и статью «Каббала», в которой, в частности, отметил: «Каббалисты в области божественных эманаций различали само божество, как проявляющееся, от его проявления или «обитания» в другом, которое они называли Шекина (скиния) и представляли как женскую сторону Божества. Шекина иногда отожествляется с последней сефирой – малхут, которой, как женскому началу, противополагаются все прочие. <…> В книге Зогар <…> образуемый сефиротами Адам-Кадмон совмещает в себе три или даже четыре лица. <…> Принадлежа ко всем мирам, человек, однако, непосредственно коренится в низшем материальном мире, который через него соединяется с Божеством» [ 25, с.154–155].

[14] Πάνδημος – «общественный», «низкий» (Вейсман).

[15] И снова необходимо отдать должное прозорливости Е. Трубецкого, заметившего исповедание Соловьева в стихотворении «В Альпах»: «Крылья души [Соловьева] над землей поднимаются, Но не покинут земли» [24, с.72,74].

[16] «Das Ewigweibliche»  [17с.114]  – не «Das Ewigjungfrauliche».

[17] см. [ 9] и «Воспоминания» Е. Герцык.

[18] Сила его [пребудет] в целости, если будет возвращена в землю (лат.) [19, с.36], [18, с.326].  

[19] Не вызывает сомнения, что свои заявления об «откровенно хлестаковской догматике», «нечистом» софийном опыте, «второсортной эклектической мысли» и отказе Cоловьева от теософского способа философствования в последнее десятилетие творчества ставший orthodox’альным богословом уважаемый автор со временем существенно смягчит.