Г.Г. Старикова
РОЛЬ РЕЛИГИОЗНЫХ ПРЕДСТАВЛЕНИЙ В ФОРМИРОВАНИИ ЛИЧНОСТНОЙ КАРТИНЫ МИРА
Стаття присвячена проблемі генезисі обосновательного шаруючи знань, а також ролі в ньому такі складові культури, як мистецтво й релігія. Розглядаються імпліцитні й эксплицитные складового даного процесу. Розкриваються значеннєві численні нюанси, пов'язані з генезисом знання: особистісні, эмотивные, комунікативні й ін.
Ключові слова: релігійні уявлення, картина світу, особистісність.
В последние десятилетия в теории познания сформировалась тенденция к расширению понятия «рациональность». Это расширение осуществляется, в числе прочего, и за счет включения в сферу интересов гносеологии иррациональных, бессознательных, имплицитных компонентов. Одним из основных «носителей» данного типа знаний является предпосылочный, обосновательный слой личностных знаний. Анализируя его специфику, исследователи обратили особое внимание на важную роль картины мира в формировании как явных, так и неявных предпосылок познавательной деятельности.
Актуальность темы нашей статьи связана с необходимостью решения в рамках данной проблемы вопроса о генезисе обосновательного слоя знаний. Одним из важнейших источников, формирующих эту разновидность личностного знания, исследователи считают такие составляющие культуры, как искусство и религия.
Познание традиционно понимается прежде всего как чисто рациональный процесс. Это обосновывается с точки зрения его цели – получения однозначного, непротиворечивого знания в виде определенной системы знаков. Но с точки зрения процесса, что вполне очевидно для современной науки, познание не исчерпывается рациональными процедурами. Это создает трудноразрешимую проблему: мы пытаемся осознать неосознаваемое с помощью вербальных, понятийных конструктов, стремимся описать внепонятийные, целостные феномены, присущие внутреннему миру человека, пользуясь дискретными средствами познания. Невозможно исчерпывающе описать целостность с помощью знаков, являющихся фрагментами, элементами, «разрывами непрерывности» в нашем сознании. Кроме того, описанию предшествует понимание, а в этом процессе, как показывают исследования, достаточно активно участвуют имплицитные, неосознаваемые компоненты познавательной деятельности.
Достаточно давно известно, что само существование человеческой мысли и ее выражение отнюдь не полностью совпадают. Так, например, логика – это наука о выраженной, эксплицитной мысли, и уже в силу этого обстоятельства ее возможности ограничены. Сложное соотношение между выраженным и невыраженным проявляет себя как в процессе порождения текста, так и в процессе его понимания. Поэтому проблема эксплицитного и имплицитного в познании рассматривается современной лингвистикой, семантикой, когнитологией, эпистемологией во всем многообразии ее трактовок.
Эксплицитное существует реально в виде знаков, слов, т.е. дано феноменально. Реальность же существования имплицитного носит иной характер. Имплицитное существует в смысловом пространстве общения, в интерпретации текста, в восприятии речи [1, с.44]. Важнейшими компонентами понимания как интерпретации является имплицитное, подразумеваемое, неявное, молчаливое (подтекст, фон, смысл). В современной теории познания существует дифференцированный подход к анализу имплицитного, которое включает такие компоненты, как контекст, подтекст, предполагаемое и предпосылочное знание, подразумеваемое, скрытое и т.п. «… Имплицитное существует так же реально, как и эксплицитное, но существует не на поверхности, а в глубине языка, как нижний, скрытый слой содержания» [2, с.6]. Эти многочисленные имплицитные компоненты имеют различные источники в культуре. Одним из таким «вечных поставщиков» имплицитных стереотипов как в коллективное, так и в личностное бессознательное можно считать религию во всех ее вариантах.
Смысловое содержание, структура, объем имплицитного определяется не только знаниями субъекта. Особый интерес представляет взаимодействие имплицитного и эксплицитного начал в таком базовом феномене, предваряющем любой познавательный процесс, как картина мира. Анализируя данную проблему, можно предположить, что в процессе познания происходит наложение друг на друга понятийной картины мира, детерминированной логикой предметного мира и, соответственно, логикой человеческого мышления, и логико-семантических группировок, структур конкретного языка с учетом его культурного и национального своеобразия. Некоторые авторы считают, что основным содержательным элементом языковой модели мира является семантическое поле, а единицами концептуальной модели мира – константы сознания (понимаемого как синоним осмысленности). Концептуальная модель мира содержит информацию, представленную в понятиях, а в основе языковой модели мира лежат знания, закрепленные в семантических категориях, семантических полях, составленных из слов и словосочетаний, по-разному структурированных в границах этого поля того или другого конкретного языка [3, с.56]. Однако следует заметить, что семантическое поле не исчерпывается закрепленными, окаменевшими носителями, в своем неосознаваемом фрагменте оно включает смысловую бесконечность и континуальность.
Кроме того, в каждом языке присутствуют неявные, не эксплицируемые компоненты, структурирующие и организующие картину мира. Это некие неявные представления об устройстве мира, лежащие за пределами знакового воплощение – в смысловой, семантической плоскости языка. Например, деление всего существующего на мыслящее и не мыслящее имманентно присуще современному английскому языку и неявно, на смысловом уровне воплощается в местоимениях he, she – it. Еще более древним имманентным пластом русского языка является неосознаваемый гилозоизм русских местоимений он, она, оно, которые в равной степени могут применяться как к живым и мыслящим существам, так и к неживой природе.
Следует отметить, что картина мира – феномен более сложный, чем языковая картина мира, т.е. та часть концептуального мира человека, которая имеет «привязку» к языку и преломлена через языковые формы. Не все, воспринятое и познанное человеком, не все, прошедшее и проходящее через разные органы чувств и поступающее извне по разным каналам в голову человека, имеет или приобретает вербальную форму. Не все отражается с помощью языка и не вся информация, поступающая извне, должна быть пропущена через языковые формы. Соответственно можно полагать, что концептуальная система – это динамическое образование в сознании человека, служащее обработке информации о мире и одновременно накапливающее эту информацию в обобщенном виде, - сложнее по своему субстрату и своему устройству, нежели система значений известных человеку языковых единиц. Основу концептуальной системы создает вся чувственная, вся предметно-познавательная деятельность человека, поэтому «следы» этой деятельности имеют разнообразный характер и не ограничиваются вербальной формой воплощения бытия [3, с.50].
Одним из ярких примеров такого неосознаваемого, но очень мощного и устойчивого когнитивного стереотипа можно считать представления о взаимоотношениях пространства и времени, существующие издавна в различных культурах. Так, разработанная А. Эйнштейном теория относительности вступила в полное противоречие с устоявшимися в течение тысячелетий представлениями европейцев о различии этих феноменов (характеристик Универсума). В этой теории «исчезает» понятие времени самого по себе и пространства самого по себе «и лишь их единство может быть признано автономной субстанцией» [4, с. 54]. Здесь отрицается существование пространства и времени как абсолютных и независимых друг от друга форм существования материи. Именно так на протяжении нескольких тысячелетий представляли себе мир люди Востока - Индии, Китая, Японии. Однако человеку, воспитанному в духе европейской и шире - средиземноморской культуры, слишком трудно себе представить, что пространство и время суть две видимости одного и того же явления. Дихотомия пространства и времени лежит в основе европейской эстетики (и классической физики, и философии). Современные исследователи выдвинули достаточно правдоподобную гипотезу, частично объясняющую этот подход к проблеме. Оправданием человеческой склонности разделять пространство и время является тот факт, что полушария головного мозга, управляющие пространственным и темпоральным воображением, асимметричны [4, с.55]. Поэтому неудивительно, что некоторые люди склонны выстраивать пространственные (визуальные) модели бытия, а другие предпочитают темпоральные (акустические) образы. В результате таких психофизиологических особенностей у познающего субъекта могут сформироваться различные картины мира, имеющие различное «базовое» основание. В одних случаях это будет преимущественно визуальная картина, а в других – акустическая. Все вышеописанное также может существенно повлиять на имплицитные составляющие, в частности, связанные с чувственными или эмоциональными компонентами предпосылочного обосновательного слоя знаний.
Однако, наряду с подобными видами имплицитного, имманентно присущими их эксплицированной форме существования, в человеческой культуре имеются также изначально имплицитные составляющие картины мира. Они присутствуют в эстетическом срезе культуры, в обыденном мировоззрении и, разумеется, ассимилируются личностью из различных религиозных концепций. Религия всегда была неиссякаемым и постоянным источником имплицитного как в культуре, так и в личностном бессознательном. Даже если мы оставим в стороне фрейдистский анализ данной проблемы, страдающий избыточным натурализмом (ввиду его избыточного материализма и натуралистического биологизма), у нас найдется достаточно примеров проникновения мистических эзотерических и т.п. представлений в индивидуальную, личностную картину мира и фиксации их преимущественно на имплицитном уровне.
Один из наиболее наглядных примеров - отношение к чуду в эпоху раннего Средневековья. Чудо воспринималось как противоречащее известному и общепринятому, как невозможное с точки зрения здравого смысла – и непостижимое для разума. Непостижимо оно в силу своей божественной природы, изначально трансцендентной по отношению к человеку. Интеллектуальное удивление, познавательное стремление понять, постичь неизвестное отсутствовало, поскольку невозможно понять то, что находится вне нашего Мира. Такой взгляд на вещи сохранился и до наших дней. Унаследованное от фидеизма безоговорочное доверие необъяснимому и представление о несомненной истинности того, что противоречит здравому смыслу и обыденному рассудку воплощается в современной религиозно-церковной практике – в виде многочисленных сект и религиозных организаций, как модернизирующих уже известные учения, так и претендующих принципиальную новизну. Если же внимательнее проанализировать генезис этого феномена, мы обнаружим несомненные и неустранимые связи с мифологическим типом мировоззрения, где синкретизм эмоций, чувственности и рассудка вполне заменяет рациональное доказательство. Живучесть мифологем и неустранимый процесс ремифологизации в обществе подтверждают неустранимость этого компонента личностного бессознательного.
Однако в наше время чудо чаще вызывает интеллектуальную реакцию, познавательную потребность, основанную на укоренившейся в обыденном сознании уверенности в принципиальной познаваемости всего, что существует. Следует подчеркнуть особое внимание, которое уделялось в последние годы изучению специфической роли бессознательных компонентов, входящих в личностную картину мира. Детальному анализу современных исследователей подвергаются такие составляющие, как ценности (этические и эстетические), чувственное и эмоциональное отношения, неосознаваемые предпочтения и устойчивые (но невербализованные) когнитивные стереотипы. В связи с изменением объекта исследования и заменой легко поддающегося анализу рационального мышления на некое аморфное и трудновербализуемое бессознательное в современной гносеологии изменяется и методология исследований. Все шире начинают применяться методы, разработанные в современных естественных науках для изучения систем, не соответствующих каузальной, прямолинейно-детерминистической схеме. Поскольку мир устроен скорее по стохастическим, вероятностным, нежели по жестко детерминированным законам, то и познание его будет более эффективным благодаря использованию таких же вероятностно-неопределенных, не прямолинейных, неоднозначных способов и приемов, имеющихся у человека. Речь в таких случаях идет о возможностях, границах и эффективности нерационального познания. В частности, нас будут интересовать неосознаваемые структуры, которые, с одной стороны, могут участвовать (и участвуют) в процессе познания, а с другой – являются (или могут являться) результатом ассимиляции личностью религиозно-мистических представлений, переживаний, отношений и ценностей. В любой религиозной концепции, как и во многих порождениях человеческой культуры, можно выделить, как минимум, две составляющие: 1) эмоционально-«верящая» и 2) информационно-«знающая». Особый интерес при исследовании поставленной проблемы представляет их «встреча» в индивидуально-личностных устойчивых когнитивных структурах (когнитивных стереотипах), в области, находящейся на грани сознания и бессознательного.
Когнитивные стереотипы, в свою очередь, можно условно разделить на три компонента: 1) собственно знание о структуре и функционировании Мира (что существует, а что – нет; какие методы допустимы для познания мира, а какие - нет); 2) оценочно-эмоциональная составляющая, формирующая отношение личности к процессам, происходящим в окружающем мире, на основе диады «добро - зло», точнее, «хорошо - плохо» (а отсюда и когнитивная составляющая «правильно - неправильно»); 3) эмоционально-чувственный компонент, воплощающий отношения «приятно - неприятно», «нравится – не нравится». Таким образом, каждый из «объективных», внешних по отношению к личности слоев религиозности находит собственную нишу в индивидуальном бессознательном.
Таким образом, мы можем представить картину мира как пространственную, объемную мозаику, включающую и «внешний», знаково-символический слой, и «внутренний», образно- и чувственно-символический. Несмотря на относительность этого разделения и непосредственные связи между слоями, подобный структурный анализ вполне правомерен, поскольку для большинства людей, как показывают современные психологические исследования, эмоционально-чувственная «аргументация» остается более весомой, нежели рациональная. Поэтому и остается неустранимым из нашей жизни влияние таких компонентов культуры, как искусство и религия. Поэтому самый «рациональный» человек ищет объект для приложения своей потребности в вере. И поэтому исследования данной проблемы будут неизменно актуальны, пока существует человечество.
Литература
1. Бокошов Ж. Концептуальная реконструкция: диалектика эксплицитного и имплицитного // Мысль и текст (Сб. науч. трудов). – Фрунзе: 1988. – с. 42-50.
2. Багдасарян В.Х. Проблема имплицитного: Логико-методологический анализ. – Ереван: 1983. – 240 с.
3. Серебренников Б.А. Роль человеческого фактора в языке. Язык и мышление. – М.: Наука, 1988. – 356 с.
1.В.Г. Щукин. О филологическом образе мира (философские заметки) // Вопр. философии. – 2005. - № 10. – С. 47 – 64.
Рецензент: доцент кафедри теорії культури і філософії науки І.П. Білецький